Та самая добрая старая сатира, мимо которой все в школе «проходили», знают, с чего начнется и чем закончится, помнят этих вечно мятущихся неудачников – Городничего, Ляпкина-Тяпкина, Землянику, Хлопова, Шпекина, Бобчинского иже с ними Добчинского, — что «мальчишку… пустейшего человека… сосульку» Хлестакова приняли за «важного человека или вельможу». И поделом им: начальство, являющееся даже каким-то «инкогнито из Петербурга», — «надо знать в лицо»!

Именно поэтому наш город N, тот самый, от которого «три года скачи, ни до какого государства не доскачешь», должен быть готовым к встрече — с таким знакомым незнакомцем, с таким знаменитым неизвестным, каковым является это удивительное, неисчерпаемое содержательно и выразительно произведение. Каким оно явится на сей раз – пока непознаваемо. Но встреча неотвратима!

«РЕВИЗОР» — пьеса-загадка, «самая трудная пьеса мирового репертуара» (М.Кнебель), с миражной интригой и фатальным исходом. Ее единственно-положительным героем является СМЕХ, а движущей конфликт пружиной общепризнан СТРАХ. Этот «СТРАХоСМЕХ» или «СМЕХоСТРАХ» кажется гениальным прозрением от классика русской литературы —  основного механизма, «perpetuum mobile» нашей общественной жизни. А  так как механизм действующий, произведение не теряет в ощущении его острой актуальности. Стоит только глубже, точнее осмыслить его реальный контекст, и зашевелятся поршни, побегут жизненные токи, — зазвучит смех, зашипит страх, взвихрится весь этот трагический карнавал, в котором  перемалываются грехи и грешки человеческие, все те же, впрочем, в наше время, что и без малого пару столетий назад.

Известно, что Автор не был доволен первыми постановками пьесы в Петербурге и Москве, где в сочиненном им мире увидели по большей части водевильные или же фарсовые черты/интонации. Даже в зрительском успехе он видел признаки творческой катастрофы. Ему не хватало жизненной и психологической правды, ему хотелось, чтобы публика прозревала в этом злополучном городе N свой духовный мир, пораженный страстями и пороками, накануне встречи с вечным и неподкупным Ревизором, от  всевидящего ока которого ничто не спрячется…  Он надеялся, что бич беспощадного смеха поможет людям прозреть, узнать подлинный страх Божий, который только и способен вернуть падшему  — «образ человеческий». На границе возможности «очеловечиться», когда перестают звенеть бубенчики то ли смеха, то ли страха, и остановлено действие пьесы.

Но возможно ли для всех этих сквозник-дмухановских и гибнеров etc — духовное преображение? Вопрос, взывающий к поиску. Пьеса претерпела с момента создания множество сценических интерпретаций, вплоть до переосмысления ее жанровой принадлежности:  «трагедией-буфф» называли критики знаменитого «Ревизора» Всеволода Мейерхольда (1926), где шедевр Н.В. Гоголя рассмотрен в контексте всего творчества писателя. Конгениальным, близким к авторскому замыслу считается образ Хлестакова, созданный Михаилом Чеховым (1921), воплотившим на сцене необыкновенный «дар импровизационного самочувствия»: «движимый то страхом, то успехом, то влюбленностью, то опьянением, его Хлестаков откликался самым живым образом на все происходящее, и в этом живом непосредственном отклике рождались самые неожиданные краски. Чеховский Хлестаков, как того и требовал Гоголь, разворачивался неожиданно для самого себя…» (М. Кнебель) Этой легкостью, непредсказуемостью он кому-то из зрителей показался тогда даже близким к шизофрении…

И в новом тысячелетии «Ревизор» — частый гость сценических подмостков: постановки Римаса Туминаса, Валерия Фокина, Юрия Соломина, Сергея Арцибашева, Валерия Золотухина, Роберта Стуруа, Андрея Сидельникова, Юрия Бутусова, Сергея Женовача и др. свидетельствуют о том, что «старый механизм» СМЕХоСТРАХа  действует безотказно, зацепляя и перемалывая все новые и уже современные поколения хлестаковых, ляпкиных-тяпкиных, земляник, шпекиных, хлоповых и пр..

Постановка спектакля осуществлена в рамках партийного проекта Культура малой Родины.